117
Ученые нечасто получают приглашения на вечеринки, поэтому они проверяли результаты в лабораторных условиях. В 1959 году Морей описал «эффект коктейльной вечеринки» [119]. Он посылал испытуемым два сообщения одинаковой интенсивности в каждое ухо с просьбой повторить вслух то, что поступило в одно из ушей. Как правило, участники блокировали одно из сообщений и не могли вспомнить из него ни одного слова. Тем не менее, когда сообщение в «глухое» ухо начиналось с их имени, то они мгновенно его осознавали.
Этот эксперимент согласуется с другими исследованиями, которые показывают, что на осознанное восприятие стимулов влияет их социальная значимость [58, 114].
См. дискуссию о гипотезе социального разума в [52, 53].
[78].
Мне повезло работать под началом очень хороших руководителей. Один из них объяснил мне, что сам лично ничего уже не делает – его работа состоит в том, чтобы организовать других людей (некоторых из них он считал способнее себя) выполнять работу для него. Весь день он проводил в размышлениях о том, что мотивирует одного сотрудника и почему другой не появился утром на работе. Он думал, как ему объяснить что-то подчиненным и как выяснить, почему кто-то не справляется с работой. Он описал руководство как крайне непритязательное занятие, в котором только его собственное эго не имеет какого-либо значения. (Учитывая его отчасти макиавеллевские взгляды, я не мог понять, что же он хочет изменить во мне, сообщая все это.) Наименее эффективный босс, которого я знал, придерживался противоположной стратегии: роль его подчиненных заключалась в том, чтобы угадывать, чего он хочет. Я могу разглядеть преимущества для сотрудников в принятии такой позиции, но не для компании, нанимающей подобного руководителя, – он может быть очень талантливым человеком, но при этом не понимать, почему в его отделе такая большая текучесть кадров.
Баумайстер и Масикампо, обсуждая возможные социальные корни сознания [17, 18], высказывают мнение, отличное от предложенного в этой книге. Они утверждают, что сознание «способствует взаимодействию двух различных частей разума и мозга». Этот тезис подтверждает несколько теорий, о которых я упоминаю. Однако Баумайстер и Масикампо также отмечают тесную связь между мышлением и речью и признают, что эволюцию сознательного мышления подстегивали социальные потребности.
Согласно теории Николаса Хамфри (Николас Хамфри (Nicholas Keynes Humphrey) – британский психолог, известен своими работами об эволюции человеческого разума и сознания.) [89] сознание связано с социальной причинностью. В соответствии с этой теорией наши переживания позволяют нам понимать свое поведение. И поскольку оно дает нам возможность понимать себя, мы способны понимать других людей: «объяснение собственного поведения затем формирует основу для объяснения поведения других людей». (То есть, чувствуя боль и зная, как мы реагируем на нее, мы можем понимать, как поступают в таких ситуациях другие.) Похоже, что сам Хамфри отказался от этой идеи, которую он высказывал задолго до того, как проводилось большинство экспериментов, описанных в этой книге [90].
В этой книге мы не обсуждали все разнообразие существующих теорий сознания. Есть книги [130], рассматривающие различные теории сознания, некоторые из них делают это довольно эксцентрично.
Бернард Баарс (Бернард Баарс (Bernard J. Baars) – ученый, известный своими исследованиями в области когнитивного сознательного.) утверждает, что «сознание помогает нам активизировать и интегрировать функции мозга, которые в противном случае остаются автономными и независимыми». Теория сознательного доступа получила определенную поддержку.
Некоторые доказательства, высказанные в поддержку данной теории, также согласуются с настоящей теорией. Сознание действительно интегрирует информацию из многих процессов, как я показал выше. Однако необходимость делать это, чтобы выполнять свою роль, не говорит о том, что это на самом деле его роль.
Существует ряд методов, с помощью которых мы можем пытаться экспериментально исследовать поведение и сознание. Некоторые из них предлагают довольно ясные доказательства, другие – больше гипотетические, чем убедительные. Давайте рассмотрим четыре класса экспериментов.
1. Если мы манипулируем группой испытуемых и их поведение меняется по сравнению с контрольной группой, мы можем быть твердо уверены, что наши манипуляции стали причиной изменения поведения. Например, мы, общаясь с 50 испытуемыми, ударяем их по носу, и все они отступают, а затем обращаемся с другими 50 испытуемыми так же, но не ударяем их по носу и они не отступают. Тогда мы можем определенно утверждать, что удар человека по носу заставляет его отступить, по крайней мере в ситуации, которую мы исследуем (к боксерскому рингу это не относится).
2. Если мы манипулируем группой испытуемых и их сознательные отчеты меняются по сравнению с контрольной группой, мы можем быть твердо уверены, что наши манипуляции стали причиной изменения их отчетов. (Заметим, что сознательный отчет – тоже форма поведения. В этой книге мы считаем, что сознательные отчеты согласуются с лежащим в основе сознанием. Сознательные отчеты – измеряемый сигнал. Существование сознания – умозаключение, наука же полагается на измеряемые величины. Когда физик говорит об электроне, он делает вывод о его наличии, потому что это лучший способ объяснить сигналы, которые он измеряет.) Поэтому, если 50 испытуемым, которых мы стукнули по носу, мы нравимся меньше, чем тем, кого мы не трогали, мы с уверенностью можем заключить, что удар по носу заставил их любить нас меньше. Если мы утверждаем, что сознательные отчеты отражают сознание, то мы также можем считать, что удар по носу приводит к сознательному недовольству человеком, который нанес этот удар (оговоримся, что все зависит от ситуации).
3. Если мы манипулируем группой испытуемых и их сознательные отчеты не меняются, а поведение меняется, мы можем утверждать, что наши манипуляции изменили их поведение на уровне бессознательных процессов, что возвращает нас к первому случаю. А если их сознательные отчеты не изменились и если мы правы, предполагая, что отчеты отражают сознание, то можно исключить любую гипотезу, в соответствии с которой изменение содержания сознания сказывается на поведении. Заметим, что мы можем также использовать этот метод, чтобы исследовать изменения в сознательных отчетах. Например, эксперименты с подражанием приводят к изменениям в сознательных отчетах. Если вы подражаете группе людей, они станут утверждать, что вы понравились им больше, чем группе, которой вы не подражали. Однако они не осознавали вашего подражания, поэтому мы исключаем наличие определенных механизмов, которые приводят к подобному изменению в симпатии.
4. Если мы манипулируем группой испытуемых и их сознательные отчеты действительно изменяются, как и их поведение, мы не можем считать, что изменения в сознании привели к изменению поведения. То есть, если мы ударили по носу 50 испытуемых, а они отступили и сообщили о том, что мы им не понравились, мы не можем быть уверены, что удар по носу вызвал их неприязнь и эта неприязнь заставила их отдалиться от нас, как бы заманчиво это ни было. (Безусловно, медлительность сознания и быстрота отступления в данном случае могут позволить нам исключить это в данном случае.) По всей вероятности, наши манипуляции изменили их поведение и сознательные отчеты независимо друг от друга.
Например, некоторые исследователи пробуют использовать сознание, предъявляя одной группе бессознательную стимуляцию, а другой – сознательную. Во второй группе поведение отличается от поведения в первой, как и их сознательные отчеты (они могут сообщать об этом, когда видят зрительные сигналы). Исследователи утверждают, что этот факт демонстрирует причинную роль сознания в изменении поведения. Но такое утверждение неоправданно. Не исключено, что длительная презентация стимулов второй группе изменяет ее поведение (по сравнению с сознательными отчетами) с помощью бессознательных механизмов, а также само по себе приводит к изменению содержания сознания.
Другая попытка отделить влияние сознательных и бессознательных процессов приводит к очень интересным, но не окончательным свидетельствам того, что мы используем сознание для логических умозаключений. В одной экспериментальной парадигме [48] испытуемых сильно отвлекают, например, обратным счетом от 917 [19] или прямым счетом однозначных чисел. В случае если испытуемый более или менее способен выполнять задания при сильном отвлечении внимания, можно делать вывод о роли сознания (позитивную или негативную). Логическое рассуждение – занятие, которое трудно осуществить с большой отвлекающей нагрузкой. Однако сознание определенно зависит от многих других вводных процессов. При этом один из этих процессов может подвергаться серьезному отвлечению, что также влияет на выполнение задания.
